В тот день Дитрих допоздна задержался на работе. Необходимо было разобраться с пачкой бумаг, которая мозолила глаза немцу уже третий день. Бюрократическую часть своей работы он терпеть не мог, поручая копаться в бумажках своему секретарю, но в данном случае документация была слишком важной, поэтому Дитриху необходимо было лично все проверить и подписать. На все про все у мужчины ушло две чашки эспрессо и три сигары - ровно на одну сигару меньше, чем в прошлый раз, так что впору было собой гордиться.
Дом встретил мужчину чьими-то воплями кинотеатра в гостиной, но Кэт, как обычно, забывшей выключить тарахтелку, поблизости не оказалось. Немец по этому поводу не слишком тревожился: Каталина было уже взрослой девочкой, к тому же она частенько пропадала ночами по своим журналистским делам. Конечно, завтра он поворчит, скажет, чтобы в следующий раз хоть записку оставила, но едва ли это повлияет на дочь. Радовало то, что во время их совместных ночных вылазок Дитрих многому научил Кэти, а потому был уверен, что в случае чего, девчонка сможет постоять за себя в ночном городе.
Включив автоответчик, Хоффмейстер отправился на кухню без особой надежды обнаружить там готовый ужин, но то, что он услышал, заставило его замереть на месте и забыть о еде.
- Дитрих, это Пол. Прости, что так поздно, но дело срочное. Кажется, твоя дочь попала в переплет... Насколько я знаю, ДТП. Сейчас она находится в Кук Каунти, это не очень далеко от...
Но дальше мужчина слушать не стал. Схватив со стола ключи от "БМВ", он бросился к выходу.
Спустя минуту взревел двигатель и красное авто сорвалось с места, распугивая сонных кошек и редких ночных прохожих.
Это было самая длинная дорога в жизни Дитриха. Пол работал в полиции, а значит информация было достоверной. Сам немец любил быструю езду, но Каталине всегда говорил, чтоб не брала с него пример. Найдется ведь придурок, который выскочит из-за угла и тебе просто не хватит реакции...
Проскочив на красный свет, немец поймал себя на том, что последние две минуты он молится. Хоффмейстер никогда не считал себя примерным прихожанином, он не помнил, когда в последний раз ходил в церковь, или хотя бы молился перед сном, как учила мать, но сейчас он просил у того, кто там наверху и может все, лишь одного: чтобы с Кэти все было в порядке. Машину занесло на повороте и молитва вдруг переросла в немецкую брань.
Спустя пять минут Дитрих был на месте. Столкнувшись с кем-то у входа и проигнорировав недовольные вопли какой-то женщины, немец сразу же направился к дежурной медсестре.
- Сегодня к Вам привезли Каталину Хоффмейстер. Где она?
- Вы кто? Родственник?
- Отец. Где она? - оценив решительный вид мужчины, девушка решила, видимо, не спорить, попросив лишь надеть халат.
По пути Дитрих успел нарисовать в своей голове сотни картинок, одна хуже другой, в которых у Каталины были поломаны конечности, вся они была в бинтах, а лицо было трудноузнаваемым, но все же лицо немца оставалось каменным, не выражая ни одной эмоции, выдавали лишь глаза, в которых читалась тревога.
У входа их задержал полицейский. Не дожидаясь, пока тот начнет задавать тупые вопросы, Хоффмейстер показал документы и сдал пистолет. Сержанту хватило ума ограничиться этим.
Войдя в просторную палату, Дитрих замешкался всего на несколько секунд, после чего решительно отдернул штору, закрывавшую кровать от посторонних глаз.
- Какого... - на кровати вместо Каталины лежал какой-то парень, удивленный, кажется, не меньше, чем сам Хоффмейстер. Его лицо  показалось мужчине знакомым, впрочем, он не придал этому большого значения. - Ты кто такой? Где моя дочь?!